Интерес египтолога к эпохе Среднего царства был очень велик, и в результате в качестве потенциального места для начала археологических раскопок он выбирает Лахун близ Фаюмского оазиса. Увы, несмотря на обещания, Голенищев так и не получил право на работу близ пирамиды Сенусерта II.Следующим местом, заинтересовавшим ученого, был Телль эль-Масхута в Дельте. Прошение о разрешении работ было направлено на имя Э. Гребо. «Ответ не замедлил придти, и я получил разрешение, - пишет Голенищев, - которое тем более был в праве ожидать, что мне Гребо еще до моего отъезда в Верхний Египет не дал разрешения на раскопки около Иллагунской пирамиды, хотя сам же он, когда я его о том осенью 1888-го просил, мне лично и даже в присутствии свидетеля – молодого своего помощника Даресси – обещал дать это разрешение» . Позже выяснилось, что раскопки в Лахуне не состоялись из-за интриг У. Питри, который опираясь на покровительство английских властей предпринял раскопки в этом месте самостоятельно, не поставив в известность Службу древностей, хотя имел право только на работы в Хаваре. Местность Телль эль-Масхута, в свою очередь, привлекла Голенищева тем, что здесь были найдены фрагменты гигантской гранитной стелы персидского царя Дария, указывающие на большие археологический перспективы. Увы, поверхность фрагмента стелы Дария, которую некогда, по словам очевидца, инженера Жальона, работавшего на строительстве Суэцкого канала, покрывали иероглифические надписи, была безвозвратно уничтожена эрозией. Голенищев начал раскопки и, к счастью, обнаружил другие фрагменты памятника, который в древности имел высоту более трех метров и ширину – около двух метров. Надпись на стеле, в которой Дарий именовался «сыном богини Нейт, владычицы Саиса», была двуязычной: удалось найти осколки как с иероглифами, так и с персидской клинописью. По отрывкам текста следовало, что речь шла о некой морской экспедиции, при которой был отправлен «флот, чтобы исследовать море». Голенищев обоснованно предположил, что стела была некогда часть монументальной программы царя Дария в Дельте, связанной с расчисткой древнего канала, связывающего Красное море с Нилом.
Маршруты, связывавшие долину Нила с красноморским побережьем, заинтересовали Голенищева еще до этого. Во время четырехмесячного путешествия по Нилу зимой 1884-1885 гг. египтолог совершает эпиграфическое обследование Вади Хаммамат, по которому торговые экспедиции шли от Красного моря к городу Коптосу, известному своими верфями. «Большие охотники до писания, древние египтяне, как впрочем, большая часть еще и теперешних туристов, любили во время путешествия нацарапывать своим имена на скалах, камнях. Даже на стенах храмов и гробниц, причем, нередко эти наивные их graffiti превращались в довольно пространные надписи, в которых упоминалось имя царствовавшего в то время фараона, цель поездки и часто точно указывалась дата, в которую было совершено путешествие. Такими нацарапанными по скалам надписями изобилует долина Хаммамат. Они относятся почти ко всем эпохам египетской истории, начиная с древнейших времен до Персов и Птоломеев». Скопированные Голенищевым тексты, многие из которых пропустил Р. Лепсиус, посещавший Вади Хаммамат в 1845 году, хранятся в Государственном Эрмитаже в Петербурге и Центре Владимира Голенищева в Париже и представляют собой огромную ценность, так как за прошедшее столетие многие надписи просто исчезли. Первым оценил Голенищев и историческое значение надписи Хатшепсут в храме Пахет в Спеос Артемидос, где ученый скопировал надпись царицы, опубликовав позже свой комментарий к ней во французской профессиональной периодике.
Пополнять свою коллекцию Голенищеву удавалось не только в Египте. Он рассказывал по случаю Б.А. Тураеву, как случайно зашел к антиквару на Невском проспекте в Петербурге и купил свиток с текстом «Гимнов диадем», «сохранивший на двадцати столбцах тщательного иератического письма конца Среднего царства десять гимнов, которые пелись в храме бога Себека в Крокодилополисе, главном городе Фаюмского оазиса, при возложении на чело бога его царских диадем». Позже Голенищев, человек открытый и щедрый, руководствовавшийся, прежде всего, стремлением глубже понять наследие египетской цивилизации, а не срочно издать все, что возможно, под своим именем, передал копию текста для изучения и издания А. Эрману. Отдельные памятники для собрания приобретались и на распродажах европейских частных коллекций.
К началу XX столетия в коллекции насчитывалось более шести тысяч памятников – Голенищев пополнял ее более трех десятилетий. Памятники хранились в Петербурге в доме номер 15 по Моховой улице. Сохранились фотографии, на которых видно, с какой любовью были расставлены миниатюрные предметы в превосходных деревянных витринах с зеркальными стеклами. Меж витрин, на полках стояли предметы крупной скульптуры и саркофаги, на стенах висели стелы и папирусы, обрамленные в стекло и деревянные рамы. Интересующиеся прошлым великой цивилизации могли попасть в этот дом и осмотреть памятники, порой даже с любезными комментариями хозяина. Собрание было подобрано столь искусно, что давало комплексное представление о культуре Древнего Египта. Где еще в России в стенах одного и того же дома можно было увидеть бледно-зеленые иероглифы «Текстов пирамид» на фрагменте стены из пирамиды Пепи I, уникальную погребальную маску царя Пепи II, выполненную из картонажа и расписанную, двадцать пять фрагментов рельефов из мастаб вельмож Древнего царства, более шести десятков стел разных эпох, сфинкса Аменхотепа II, шедевры мелкой деревянной пластики, включая знаменитые вотивные статуи жреца Аменхотепа и его супруги Раннаи, выполненные из эбенового дерева и инкрустированные золотом и серебром, ушебти замечательного художника Сеннеджема и наместника фараона в Нубии Усерсатета, модели заупокойных ладей Среднего царства, девять саркофагов различных эпох, включая особенно красивый, отделанный черной смолой и золотыми полосами саркофаг Маху – «земледельца дома Амона», жившего при Аменхотепе III и, наконец, двадцать один фаюмский портрет, которые были редкостью даже для крупнейших музеев Европы?
Увы, Голенищеву не пришлось спокойно изучать свою коллекцию на протяжении всей жизни, судьба распорядилась иначе. Из-за внезапного разорения Средне-Уральского золотопромышленного акционерного общества, пайщиком которого была семья египтолога, он оказался полностью разоренным. Любимое детище – коллекцию древностей - пришлось продавать.
Девятого февраля группа русских востоковедов во главе с Б.А. Тураевым обратилась к Императорской Академии наук с требованием приобрести коллекцию В.С. Голенищева в государственную собственность. Предварительно комиссия экспертов осмотрела коллекцию дома у Голенищева. «Моим искренним желанием конечно было бы, - обратился к коллегам владелец, - чтоб это собрание, которое я всегда мечтал сохранить при себе до конца жизни и которое я хотел завещать в один из отечественных музеев, не ушло за границу, а сталось в России, будь то в Санкт-Петербурге или Москве, но не знаю, удастся ли мне осуществить это желание: быть может, моя коллекция уйдет куда-либо в Америку или будет отправлена в Париж, где, подобно многим другим, она будет распродана на все четыре стороны». «При таком положении дела выпустить из рук коллекцию, подобную коллекции В.С. Голенищева, равняющуюся по своему значению по меньшей мере результатам целой крупной археологической экспедиции, - отмечал академик П. Коковцев, - было бы непоправимым ударом для роста наших бедных восточными древностями музеев и было бы равносильно вместе с тем признанию, что культурные интересы западноевропейских наций нам совершенно чужды и непонятны. Само собой разумеется, что коллекция В.С. Голенищева найдет себе покупателя. Но для России уход столь ценного собрания за границу был бы поистине невознаградимой потерей, так как другого подобного случая для нас, без сомнения, очень долго не представится». Дебаты вокруг коллекции продолжались более года, пока 10 апреля 1908 года на заседании Государственной Думы не было принято решение о приобретении собрания, которое осталось в России.
Египетская коллекция первой величины представляла огромный интерес как для Эрмитажа, так и для нового Музея изящных искусств им. Императора Александра III, основатель которого, видный деятель отечественной культуры И.В. Цветаев приложил все усилия, чтобы египетские памятники остались в Москве. Еще до приобретения коллекции в музее был создан египетский зал, имитирующий своей формой и декорировкой зал египетского храма. Восемь колонн, выполненных в виде связок стеблей папируса, имитировали колоннады Луксорского храма, потолок был расписан изображениями священных грифов, звездами и орнаментами, позаимствованными из новейших на то время изданий фиванских гробниц. Полученная в музей коллекция была описана и не без труда размещена в витринах в течение года. Работами руководил друг и коллега В.С. Голенищева – Б.А. Тураев, который отныне жил на два города, деля свое время между Москвой и Петербургом. В переписке Голенищева и Тураева сохранились интереснейшие эпизоды, проливающие свет на происхождение некоторых памятников коллекции, не упомянутое в массивных томах инвентаря, созданного Голенищевым, и также попавшего в музей. Так, в ответ на вопрос об источнике растительных остатков, бывший владелец коллекции вспоминает, что чашки из обоженной глины с пшеницей происходят из раскопок в Гебелейне, ссуды с плетеной крышкой с плодами пальмы дум и зерном он купил в Луксоре у Тодроса - знаменитого торговца древностями, а засохший цветок лотоса «происходит с мумии Рамсеса II. Его мне дал сам Масперо»!
Поразительные шедевры древнего искусства предстали перед посетителями 12 мая 1912 года в день открытия музея. Не было на открытии только самого Голенищева, который большую часть времени после продажи коллекции проводил во Франции, в Ницце и на открытие музея не приехал. Думается, вежливые извинения, обращенные египтологом к И.В. Цветаеву, скрывали боль расставания с прошлой жизнью, для которой у Голенищева не было ни сил, ни возможностей. «Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, - писал Б.А. Тураев Голенищеву в Ниццу. – Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват – в два месяца продано 12 тыс. экземпляров. Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом и которому не место в общем здании музея. У меня уже составился кружок молодых людей обоего пола, желающих заниматься иероглифами».
Увы, передачей коллекции русскому правительству Голенищев не спас своего ужасающего финансового положения. Согласившись на выплату половины стоимости собрания в рассрочку, ученый так и не получил всех денег: пришедшее к власти советское правительство не выполнило обязательств царского режима и ученый, благородно оставивший свои сокровища на родине, был вынужден вновь искать средства к существованию. 1916 годом датируются последние письма В. Голенищева в Эрмитаж, где он все еще числился хранителем египетского собрания. Не приняв изменения, произошедшие в России, египтолог принял решение остаться во Франции, на родине своей второй жены – Сесиль Отелла и искать место профессора в одном из европейских университетов или в Египте. «Если только дела в Росии не примут откровенно благоприятный для меня поворот, - пишет он П. Лако в Каир, - что, впрочем, очень сомнительно, прошу Вас не забывать о возможности моей кандидатуры для любой интересной для Музея работы. Надеюсь, что до того времени силы меня не покинут, и я еще смогу под Вашим дружеским руководством оказаться полезным нашей науке, которую я так люблю!» Активное участие в судьбе выдающегося востоковеда принимает и его американский друг, Дж. Брэстед, посвятивший Голенищеву свою знаменитую двухтомную историю Египта. Вакансии для крупнейшего русского египтолога не находится ни в Чикагском университете, ни в Музее Метрополитен. В итоге откликнулся лишь Египет, где Голенищеву было предложено занять должность профессора в Университете Фуада I и, одновременно, должность профессора Археологической школы в Мунира. Именно здесь, в Каире, на кафедре Университета, созданной трудами русского ученого, будут воспитаны многие крупнейшие египтологи-египтяне, до сих пор хранящие благодарную память о своем Учителе. Естественно, Голенищев, совместив две свои главные страсти – к египетским памятникам и египетскому языку, много работал и в стенах Египетского музея в Каире, где им был издан том Основного каталога музея, посвященный иератическим папирусам. Именно в Египте, на своей духовной родине, Голенищев с супругой проводили большую часть времени после 1929 года, когда египтолог подал в отставку, решив полностью посвятить себя любимому делу – изучению египетского синтаксиса. По воспоминаниям современников, супруги Голенищевы всегда были в центре интеллектуальной элиты Каира, любили принимать гостей и жадно ждали новостей археологии, обсуждая их с Г. Жекье, Л. Борхардтом, Г. Картером, которых всегда были рады видеть в пансионе «Сесиль Хаус», где останавливалась чета.
«Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени, - писал французский египтолог Ж. Сент-Фар Гарно, представленный супругам в 1935 году, позже унаследовавший архив ученого и ставший первым директором Центра Владимира Голенищева в Париже. – В этом отношении, подобно Виктору Лорэ во Франции, он оказал всем нам неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий. Он сам служил примером. Деликатный и искренний, он никогда при этом не задевал тех, кто придерживался иных взглядов… Оставаясь, несмотря на свой почтенный возраст, молодым и душой и телом, Голенищев в 1935 году был уже личностью легендарной. Ведь он знал великого Мариетта, одного из основоположников египтологии… В его длительной карьере ученого успех следовал за успехом. Какой другой египтолог открыл, опубликовал и перевел рукописи (уникальные!) столь большого числа литературных шедевров? Какие другие археологи, какие хранители музеев показали себя более компетентными и опытными собирателями, чем этот специалист по эпиграфике? Все эти качества, столь многообразные и блестящие, придавали ему в наших глазах неоспоримое превосходство». В 1939 году в знак признания и благодарности за труды Голенищеву был посвящен том «Анналов Службы древностей Египта».
Владимир Семенович Голенищев многое повидал на своем веку, пережил II мировую войну и скончался в Ницце. 9 августа 1947 года «он навсегда заснул в своем кресле, склонившись над листом бумаги, покрытым иероглифическими знаками, написанными его мелким и четким почерком». Лучшей памятью о нем стали не только многочисленные научные труды, но и любовно собранные шедевры, представленные в Египетском зале Государственного Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве, куда непременно стремятся те, кто молод душой и для кого притяжение Египта неизбывно.
Фотографии подписаны.
(с) текст - Виктор Солкин, 2006.
Маршруты, связывавшие долину Нила с красноморским побережьем, заинтересовали Голенищева еще до этого. Во время четырехмесячного путешествия по Нилу зимой 1884-1885 гг. египтолог совершает эпиграфическое обследование Вади Хаммамат, по которому торговые экспедиции шли от Красного моря к городу Коптосу, известному своими верфями. «Большие охотники до писания, древние египтяне, как впрочем, большая часть еще и теперешних туристов, любили во время путешествия нацарапывать своим имена на скалах, камнях. Даже на стенах храмов и гробниц, причем, нередко эти наивные их graffiti превращались в довольно пространные надписи, в которых упоминалось имя царствовавшего в то время фараона, цель поездки и часто точно указывалась дата, в которую было совершено путешествие. Такими нацарапанными по скалам надписями изобилует долина Хаммамат. Они относятся почти ко всем эпохам египетской истории, начиная с древнейших времен до Персов и Птоломеев». Скопированные Голенищевым тексты, многие из которых пропустил Р. Лепсиус, посещавший Вади Хаммамат в 1845 году, хранятся в Государственном Эрмитаже в Петербурге и Центре Владимира Голенищева в Париже и представляют собой огромную ценность, так как за прошедшее столетие многие надписи просто исчезли. Первым оценил Голенищев и историческое значение надписи Хатшепсут в храме Пахет в Спеос Артемидос, где ученый скопировал надпись царицы, опубликовав позже свой комментарий к ней во французской профессиональной периодике.
Пополнять свою коллекцию Голенищеву удавалось не только в Египте. Он рассказывал по случаю Б.А. Тураеву, как случайно зашел к антиквару на Невском проспекте в Петербурге и купил свиток с текстом «Гимнов диадем», «сохранивший на двадцати столбцах тщательного иератического письма конца Среднего царства десять гимнов, которые пелись в храме бога Себека в Крокодилополисе, главном городе Фаюмского оазиса, при возложении на чело бога его царских диадем». Позже Голенищев, человек открытый и щедрый, руководствовавшийся, прежде всего, стремлением глубже понять наследие египетской цивилизации, а не срочно издать все, что возможно, под своим именем, передал копию текста для изучения и издания А. Эрману. Отдельные памятники для собрания приобретались и на распродажах европейских частных коллекций.
К началу XX столетия в коллекции насчитывалось более шести тысяч памятников – Голенищев пополнял ее более трех десятилетий. Памятники хранились в Петербурге в доме номер 15 по Моховой улице. Сохранились фотографии, на которых видно, с какой любовью были расставлены миниатюрные предметы в превосходных деревянных витринах с зеркальными стеклами. Меж витрин, на полках стояли предметы крупной скульптуры и саркофаги, на стенах висели стелы и папирусы, обрамленные в стекло и деревянные рамы. Интересующиеся прошлым великой цивилизации могли попасть в этот дом и осмотреть памятники, порой даже с любезными комментариями хозяина. Собрание было подобрано столь искусно, что давало комплексное представление о культуре Древнего Египта. Где еще в России в стенах одного и того же дома можно было увидеть бледно-зеленые иероглифы «Текстов пирамид» на фрагменте стены из пирамиды Пепи I, уникальную погребальную маску царя Пепи II, выполненную из картонажа и расписанную, двадцать пять фрагментов рельефов из мастаб вельмож Древнего царства, более шести десятков стел разных эпох, сфинкса Аменхотепа II, шедевры мелкой деревянной пластики, включая знаменитые вотивные статуи жреца Аменхотепа и его супруги Раннаи, выполненные из эбенового дерева и инкрустированные золотом и серебром, ушебти замечательного художника Сеннеджема и наместника фараона в Нубии Усерсатета, модели заупокойных ладей Среднего царства, девять саркофагов различных эпох, включая особенно красивый, отделанный черной смолой и золотыми полосами саркофаг Маху – «земледельца дома Амона», жившего при Аменхотепе III и, наконец, двадцать один фаюмский портрет, которые были редкостью даже для крупнейших музеев Европы?
Увы, Голенищеву не пришлось спокойно изучать свою коллекцию на протяжении всей жизни, судьба распорядилась иначе. Из-за внезапного разорения Средне-Уральского золотопромышленного акционерного общества, пайщиком которого была семья египтолога, он оказался полностью разоренным. Любимое детище – коллекцию древностей - пришлось продавать.
Девятого февраля группа русских востоковедов во главе с Б.А. Тураевым обратилась к Императорской Академии наук с требованием приобрести коллекцию В.С. Голенищева в государственную собственность. Предварительно комиссия экспертов осмотрела коллекцию дома у Голенищева. «Моим искренним желанием конечно было бы, - обратился к коллегам владелец, - чтоб это собрание, которое я всегда мечтал сохранить при себе до конца жизни и которое я хотел завещать в один из отечественных музеев, не ушло за границу, а сталось в России, будь то в Санкт-Петербурге или Москве, но не знаю, удастся ли мне осуществить это желание: быть может, моя коллекция уйдет куда-либо в Америку или будет отправлена в Париж, где, подобно многим другим, она будет распродана на все четыре стороны». «При таком положении дела выпустить из рук коллекцию, подобную коллекции В.С. Голенищева, равняющуюся по своему значению по меньшей мере результатам целой крупной археологической экспедиции, - отмечал академик П. Коковцев, - было бы непоправимым ударом для роста наших бедных восточными древностями музеев и было бы равносильно вместе с тем признанию, что культурные интересы западноевропейских наций нам совершенно чужды и непонятны. Само собой разумеется, что коллекция В.С. Голенищева найдет себе покупателя. Но для России уход столь ценного собрания за границу был бы поистине невознаградимой потерей, так как другого подобного случая для нас, без сомнения, очень долго не представится». Дебаты вокруг коллекции продолжались более года, пока 10 апреля 1908 года на заседании Государственной Думы не было принято решение о приобретении собрания, которое осталось в России.
Египетская коллекция первой величины представляла огромный интерес как для Эрмитажа, так и для нового Музея изящных искусств им. Императора Александра III, основатель которого, видный деятель отечественной культуры И.В. Цветаев приложил все усилия, чтобы египетские памятники остались в Москве. Еще до приобретения коллекции в музее был создан египетский зал, имитирующий своей формой и декорировкой зал египетского храма. Восемь колонн, выполненных в виде связок стеблей папируса, имитировали колоннады Луксорского храма, потолок был расписан изображениями священных грифов, звездами и орнаментами, позаимствованными из новейших на то время изданий фиванских гробниц. Полученная в музей коллекция была описана и не без труда размещена в витринах в течение года. Работами руководил друг и коллега В.С. Голенищева – Б.А. Тураев, который отныне жил на два города, деля свое время между Москвой и Петербургом. В переписке Голенищева и Тураева сохранились интереснейшие эпизоды, проливающие свет на происхождение некоторых памятников коллекции, не упомянутое в массивных томах инвентаря, созданного Голенищевым, и также попавшего в музей. Так, в ответ на вопрос об источнике растительных остатков, бывший владелец коллекции вспоминает, что чашки из обоженной глины с пшеницей происходят из раскопок в Гебелейне, ссуды с плетеной крышкой с плодами пальмы дум и зерном он купил в Луксоре у Тодроса - знаменитого торговца древностями, а засохший цветок лотоса «происходит с мумии Рамсеса II. Его мне дал сам Масперо»!
Поразительные шедевры древнего искусства предстали перед посетителями 12 мая 1912 года в день открытия музея. Не было на открытии только самого Голенищева, который большую часть времени после продажи коллекции проводил во Франции, в Ницце и на открытие музея не приехал. Думается, вежливые извинения, обращенные египтологом к И.В. Цветаеву, скрывали боль расставания с прошлой жизнью, для которой у Голенищева не было ни сил, ни возможностей. «Ни одна из громких египетских коллекций в мире не вызывает такого, не скажу интереса, а исступленного энтузиазма, - писал Б.А. Тураев Голенищеву в Ниццу. – Посетители в музей валят тысячами; путеводители раскупаются нарасхват – в два месяца продано 12 тыс. экземпляров. Ваше имя у всех на устах: египетский зал музея называют храмом, в который надо входить с трепетом и которому не место в общем здании музея. У меня уже составился кружок молодых людей обоего пола, желающих заниматься иероглифами».
Увы, передачей коллекции русскому правительству Голенищев не спас своего ужасающего финансового положения. Согласившись на выплату половины стоимости собрания в рассрочку, ученый так и не получил всех денег: пришедшее к власти советское правительство не выполнило обязательств царского режима и ученый, благородно оставивший свои сокровища на родине, был вынужден вновь искать средства к существованию. 1916 годом датируются последние письма В. Голенищева в Эрмитаж, где он все еще числился хранителем египетского собрания. Не приняв изменения, произошедшие в России, египтолог принял решение остаться во Франции, на родине своей второй жены – Сесиль Отелла и искать место профессора в одном из европейских университетов или в Египте. «Если только дела в Росии не примут откровенно благоприятный для меня поворот, - пишет он П. Лако в Каир, - что, впрочем, очень сомнительно, прошу Вас не забывать о возможности моей кандидатуры для любой интересной для Музея работы. Надеюсь, что до того времени силы меня не покинут, и я еще смогу под Вашим дружеским руководством оказаться полезным нашей науке, которую я так люблю!» Активное участие в судьбе выдающегося востоковеда принимает и его американский друг, Дж. Брэстед, посвятивший Голенищеву свою знаменитую двухтомную историю Египта. Вакансии для крупнейшего русского египтолога не находится ни в Чикагском университете, ни в Музее Метрополитен. В итоге откликнулся лишь Египет, где Голенищеву было предложено занять должность профессора в Университете Фуада I и, одновременно, должность профессора Археологической школы в Мунира. Именно здесь, в Каире, на кафедре Университета, созданной трудами русского ученого, будут воспитаны многие крупнейшие египтологи-египтяне, до сих пор хранящие благодарную память о своем Учителе. Естественно, Голенищев, совместив две свои главные страсти – к египетским памятникам и египетскому языку, много работал и в стенах Египетского музея в Каире, где им был издан том Основного каталога музея, посвященный иератическим папирусам. Именно в Египте, на своей духовной родине, Голенищев с супругой проводили большую часть времени после 1929 года, когда египтолог подал в отставку, решив полностью посвятить себя любимому делу – изучению египетского синтаксиса. По воспоминаниям современников, супруги Голенищевы всегда были в центре интеллектуальной элиты Каира, любили принимать гостей и жадно ждали новостей археологии, обсуждая их с Г. Жекье, Л. Борхардтом, Г. Картером, которых всегда были рады видеть в пансионе «Сесиль Хаус», где останавливалась чета.
«Голенищев был не только одним из самых сильных, но и одним из наиболее индивидуальных умов своего времени, - писал французский египтолог Ж. Сент-Фар Гарно, представленный супругам в 1935 году, позже унаследовавший архив ученого и ставший первым директором Центра Владимира Голенищева в Париже. – В этом отношении, подобно Виктору Лорэ во Франции, он оказал всем нам неоценимую услугу, предостерегая против готовых идей и предвзятых теорий. Он сам служил примером. Деликатный и искренний, он никогда при этом не задевал тех, кто придерживался иных взглядов… Оставаясь, несмотря на свой почтенный возраст, молодым и душой и телом, Голенищев в 1935 году был уже личностью легендарной. Ведь он знал великого Мариетта, одного из основоположников египтологии… В его длительной карьере ученого успех следовал за успехом. Какой другой египтолог открыл, опубликовал и перевел рукописи (уникальные!) столь большого числа литературных шедевров? Какие другие археологи, какие хранители музеев показали себя более компетентными и опытными собирателями, чем этот специалист по эпиграфике? Все эти качества, столь многообразные и блестящие, придавали ему в наших глазах неоспоримое превосходство». В 1939 году в знак признания и благодарности за труды Голенищеву был посвящен том «Анналов Службы древностей Египта».
Владимир Семенович Голенищев многое повидал на своем веку, пережил II мировую войну и скончался в Ницце. 9 августа 1947 года «он навсегда заснул в своем кресле, склонившись над листом бумаги, покрытым иероглифическими знаками, написанными его мелким и четким почерком». Лучшей памятью о нем стали не только многочисленные научные труды, но и любовно собранные шедевры, представленные в Египетском зале Государственного Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве, куда непременно стремятся те, кто молод душой и для кого притяжение Египта неизбывно.
Фотографии подписаны.
(с) текст - Виктор Солкин, 2006.
Комментариев нет:
Отправить комментарий